9 мая исполнилось 100 лет со дня рождения легенды страны советов — Коли Мяготина, пионера-героя, который практически один в один повторил судьбу своего предшественника Павлика Морозова. По официальной версии тридцатых годов прошлого века, оба они были идейными юными ленинцами и убежденными борцами с кулачеством, помогая разоблачать недобросовестных односельчан, которые расхищали колхозное зерно или утаивали свое собственное от продразверстки. И тем самым ставили палки в колеса советской власти. По другим (перестроечным и постсоветским) версиям, ни тот, ни другой никогда и никого не предавали, а лишь стали жертвами советской пропаганды. Так что же случилось на самом деле?
Трудная судьба
Согласно хрестоматийным данным, Николай Мяготин, как и миллионы российских детей того времени, родился в бедной крестьянской семье. Произошло это 9 мая 1918 года в селе Колесниково Малочаусовской волости Курганского уезда Тобольской губернии (ныне Кетовский район Курганской области). Это было страшное время: измотанная Второй мировой войной Российская Империя пережила к тому времени еще и три революции. Поэтому кругом царили озлобленность, безвластие, анархия, голод, разруха и, конечно же, спутники любого смутного времени — болезни. Немудрено, что заболели и родители Николая. Осенью того же года от холеры скончался его отец, Андрей Петрович. Четверо детей и тяжелобольная мать, Арина Осиповна, остались без кормильца.
Май 1945-го: Берлинская засада для маршала Жукова
Почему штурм столицы гитлеровского рейха оказался очень непростым для РККА
Чтобы не подвергать совсем еще маленького Колю тяжким испытаниям, родные вынуждены были определить его в детский дом в соседнее село Мокроусово. Там он начинал обучение грамоте, а затем вступил в ячейку юных ленинцев — стал пионером. Окончив в детдоме начальную школу, Николай вернулся в родное село. Как повествует официальная летопись тех лет, по возвращению он активно участвовал в общественной жизни села и пионерской организации, в которой возглавлял звено в качестве вожатого, был членом учкома, редактировал школьную газету и вообще отлично учился, а также работал в колхозе имени VIII райсъезда.
В конце 1920-х годов в стране советов начали происходить новые знаковые события: подходила к своему логическому завершению Новая экономическая политика (НЭП), причиной свертывания которой в сельском хозяйстве, например, послужил срыв в 1927 году государственных хлебозаготовок. В 1931 году в СССР была запрещена частная торговля, что формально явилось окончательным прекращением НЭПа. Крестьяне уже не могли свободно торговать хлебом. Руководство партией и правительством взяло курс на образование колхозных хозяйств (колхозов). Полным ходом шла электрификация страны и успешно осуществлялся первый пятилетний план развития народного хозяйства — «пятилетка индустриализации».
Просто стране нужны были новые герои. И они нашлись: сначала Павлик Морозов, а затем и Коля Мяготин. И если о первом знают все, то о пионере-герое № 2 большинство современных россиян просто никогда не слышали. Тем не менее, юный активист, согласно официальной версии того времени, стал писать в районную газету о кознях кулаков-пьяниц, которые как могли сдерживали развитие коллективного хозяйства на селе. Они портили колхозный инвентарь, угоняли скот, а если это не удавалось, калечили его, воровали хлеб…
А был ли мальчик?
Узнав об одной такой крупной краже, к которой (как потом установит следствие) был причастен местный кулак Фотей Сычев, Коля якобы сообщил о виновниках хищения прямо в сельсовет, написав на них донос. В ответ на это Сычев из мести подговорил своих дружков — братьев Вахрушевых (Михаила и Ивана) — расправиться с пионером. А те, с свою очередь, решили воспользоваться для совершения преступления дружбой с Колей Мяготиным своего младшего брата Петьки. Он-то и заманил ничего не подозревающего подростка на дальнее поле, предложив ему сходить за подсолнухами.
А там его уже ждал старший из Вахрушевых — Иван, который и попытался убить пионера. Но то ли от страха, то ли от волнения не сумел довести задуманное до конца и сбежал с места преступления… Пока раненый и окровавленный паренек лежал в подсолнухах, испуганный Петька последовал за братом в село и сказал несостоявшемуся убийце, что Мяготин еще жив. Узнав об этом, завершить темное дело, не доверяя братьям-хулиганам, решил сам Фотей Сычев. Прихватив ружье, кулак отправился на подсолнечное поле, нашел там истекающего кровью Колю и добил его.
Это произошло в октябре 1932 года. А в самом конце декабря выездная сессия Курганского областного суда приговорила пятерых колесниковцев к расстрелу, а семерых — к разным срокам заключения. Стоит еще раз напомнить, что все вышеперечисленное изложено согласно официальной версии следствия того времени. Каким образом оно велось, кого и как опрашивали следователи и какими методами они действовали — мы не знаем. Известно только, что в 1999 году Президиум Верховного суда Российской Федерации полностью реабилитировал 10 из 12-ти невинно осужденных по делу об убийстве Коли Мяготина, а непосредственным исполнителям преступления заменил политическую статью на уголовную.
Приказано забыть?
Выяснилось также, что сам Коля был случайно ранен, а затем убит, видимо, чтобы не стать свидетелем чужой неосторожности. А хищение хлеба произошло лишь через неделю после смерти пионера. Так что Мяготин никак не мог написать донос на преступников. Другое дело, что, как не раз замечал тогда лидер государства товарищ Сталин, в это время усилилась классовая борьба между рабочими и крестьянами, с одной стороны, и кулаками и остатками буржуазии (в лице непманов) — с другой. Нужны были показательные примеры такой борьбы против старого, отжившего свое режима. Одним из них и стал Коля Мяготин.
Из песни слов не выкинешь. Было и прошло. Однако, осадочек, как говорится, остался. Да, поезд ушел, люди расстреляны, другие понесли наказание, а потом реабилитированы — это, действительно, звучит страшно, если говорить о невинных крестьянах! Но Коля-то, как оказалось, ни на кого не доносил! Что поделаешь — время было такое: лес рубят — щепки летят. Остается посыпать голову пеплом. Но… Сегодня слышатся голоса о том, что надобно бы, дескать, уничтожить, стереть из памяти все, что связано с советской эпохой. А что потом? Боюсь, что мы в очередной раз последуем призыву из того же «Интернационала»: «До основанья, а затем»… Что же будет затем? Так и станем бегать по кругу?
Крымская катастрофа Гитлера: Где горы русских трупов и победы Вермахта?
Немецкие генералы водили за нос своего фюрера
А ведь в истории каждой страны есть страницы, которыми граждане не всегда стремятся гордиться. Но разве отказалась Франция от своей Великой Французской революции? Нет, наоборот, в Пятой республике трепетно хранят память об этом эпизоде их истории. Именем Максимилиана Робеспьера, например, названы улица в пригороде Парижа Монтрёй (департамент Сен-Сан-Дени), станция столичного метро, а в парижском Пантеоне стоит его статуя. Это касается и других деятелей французской революции.
А ситуация с пионерами и другими героями страны советов очень напоминает исторический казус, который сложился, к примеру, в США. Там до сих пор не утихают страсти по некоторым генералам времен Гражданской войны между Севером и Югом. Прошло уже 150 лет (!), а американцы не перестают спорить — достоин ли тот или иной военачальник этой войны того, чтобы его именем называли улицы или ставили в его честь памятники в городах Америки. Речь, в частности, идет о Роберте Эдварде Ли, Натане Бедфорде Форесте и других героях Америки, чьи имена у одних американцев вызывают благоговейный трепет, а других доводят до истерики и белого каления. И это, действительно, исторический факт! Поди теперь, спустя полтора столетия, разберись, кто из них был прав, а кто виноват. Но чтут же! И памятники ставят, и школы с улицами в честь «военных преступников» называют.
А что же мы? Так и останемся «Иванами, родства не помнящими»? Память о каждом событии необходимо хранить и лелеять. История тем и ценна — разнообразием и богатством своих совершенно порой не сопоставимых друг с другом граней и фактов. И лишая память того или иного ее периода, мы вгоняем себя в темноту небытия. Но даже отрицательный опыт, как известно, это тоже ведь опыт. Так что помнить нужно обо всех страницах летописи, написанной историей. Даже о горьких — хотя бы для того, чтобы они больше никогда не повторились.
