Белорусская гимнастка Мелитина Станюта заявила о себе на мировом уровне в 16 лет. Малявка, как с юмором называет себя сама Мелита, вдруг начала навязывать конкуренцию мировым лидерам. К Олимпиаде в Лондоне она рассчитывала подойти первым номером сборной, но в 2010 году перенесла операцию, из-за которой врачи не могли с уверенностью сказать, сможет ли белоруска нормально ходить, не говоря уже о завоевании медалей. Каково это — на заре карьеры задуматься о ее завершении — и что помогло не сломаться и вернуться в лидеры мировой гимнастики.
«У всех спортсменов есть ахиллесова пята. И у меня это в прямом смысле пята»
— Я довольно рано поняла, что большой спорт — это история не про здоровье. Если хотите быть здоровым — занимайтесь физкультурой. Я пришла в художественную гимнастику в три года, и не было такого дня, чтобы кто-то из девочек не ходил в зале с переломом или растяжением.
У каждого спортсмена есть своя ахиллесова пята, и в моем случае это в прямом смысле пята, а точнее — стопа.
Впервые она начала беспокоить лет в 14. До этого после двойного перелома стопы из гимнастики ушла моя лучшая подруга Агата Каробко — страшно трудолюбивая девушка, которая в итоге реализовала себя в дизайне.
Когда мы были подростками, я не осознавала, что такое травма, и не понимала всю серьезность происходящего. Если у меня начинало что-то болеть — а в гимнастике это обычно спина, колени, стопы — всегда думала: ну, поболит и перестанет. Но позже появились такие боли, которые не прекращались.
Мой первый в жизни перелом случился в 15 лет. Я готовилась к юниорскому чемпионату Европы и на тренировке допустила ошибку из-за перенапряжения. Делая прыжок, не смогла дотерпеть, напрячь ногу, нормально приземлиться и в итоге сломала кость. Но к соревнованиям, к счастью, успела восстановиться.
Дальше моя карьера развивалась стремительно. В 2009 году я уже выступала по сеньоркам и соревновалась со своими вчерашними кумирами. В 16 лет завоевывала медали на мире и стояла на пьедестале с девчонками, за автографами которых еще год назад охотилась. Но в середине олимпийского цикла, в 2010 году, случилась травма, которая повлияла на ход всей моей карьеры и заставила очень быстро повзрослеть.
«Однажды врач спросил: «А чего ты хочешь от спорта? Шпагат делать умеешь — выходи замуж»
— Летом 2010-го у меня начала сильно болеть стопа. При этом головой я понимала, что впереди чемпионат мира, я на коне и, хоть по возрасту и малявка, но готова бороться за самые высокие места.
Но как назло стопа не проходила. Я то терпела, то плакала, но не могла не думать о боли, потому что она была жуткой. В итоге мне сделали снимок, который показал, что кость целая и с ногой все в порядке. А я все равно не могла ступить даже шагу. Мне было легче ходить на высоченных каблуках или полупальцах, чем сделать базовое шаговое движение. Что-то со стопой точно было не в порядке.
Через две недели надо выезжать на чемпионат мира, а я бегаю по врачам и ищу каких-то разъяснений. Причем врачи попадались самые разные. Однажды мне, 16-летней, спортивный доктор сказал: «А что ты хочешь от этого спорта? Пока красивая и молодая, выходи замуж! Вон, шпагат делать умеешь, все нормально будет». Меня это очень оскорбило.
Но, к счастью, были и хорошие специалисты. Один врач в Боровлянах нашел зацепку: «Смотри, у тебя одна кость белая, а вторая прозрачная, как будто с дыркой внутри». Из-за больших нагрузок у спортсменов вымывается кальций, и из-за его недостатка кости стираются, а со временем это может привести к усталостному перелому.
На том приеме мы были вместе с папой и сразу спросили, как скоро кость может сломаться. Доктор ответил: «Три недели или полтора месяца». Надо было срочно наложить гипс, потому что плюсневая кость, на которую приходится нагрузка во время ходьбы, истончается.
Я пообещала, что съезжу на чемпионат мира, выступлю, чтобы никого не подвести, а когда вернусь — делайте что хотите. У меня всю жизнь было повышенное чувство ответственности, поэтому вариант пропустить главный старт я даже не рассматривала.
«На чемпионате мира во время прыжка услышала хруст в стопе, но продолжила выступать»
— В сентябре мы приехали в Москву. А чемпионат мира в гимнастике — это же марафон. Выступаем пять дней без выходных, а иногда и дважды в день. Понятно, что во время соревнований в крови играет адреналин, ты не успеваешь подумать, где и что болит. Но боли были.
И вот на четвертый соревновательный день я делаю упражнение с лентой, исполняю прыжок и в момент отталкивания слышу в левой стопе хруст. Такой прям глухой звук «бум!». Подумала: «Странно, но надо продолжать». В итоге как-то завершила выступление, отобралась в финал, но перед вечерним выходом на ковер пришла к доктору со словами: «У меня там по ходу что-то хрустнуло».
Он посмотрел, пообещал сделать обезболивающие уколы и посоветовал не показывать соперникам, что у меня что-то болит. Тренерам тоже не стала говорить о проблемах, понимая: ничего не изменится, все только начнут переживать. А сниматься с чемпионата я не собиралась.
К моменту, когда мне надо было выходить на финальное упражнение, нога уже стала серобуромалиновой. А на следующий день еще многоборье — на мой взгляд, издевательство над гимнастками, когда в один день надо повторно прогонять все виды.
Я долго не могла решить, колоть уколы или выступать в последний день без них. Под действием обезболивающих ты перестаешь чувствовать не только боль, но и мышечные импульсы, то есть фактически чувствовать стопу, из-за чего можно получить еще одну травму.
Но без уколов невозможно было даже ступить шаг. В итоге финальный день соревнований выглядел так: пока между видами я меняла купальники, врач доставал из кармана уколы и всаживал их мне, давая возможность завершить выступление (улыбается).
Я понятия не имела, какие у меня оценки и какой иду, и уже после финального предмета — мяча — Ирина Юрьевна Лепарская подошла обрадовать: «Мелита, ты с медалью!» А у меня даже особой радости не было. До сих пор сохранились фотографии, где я стою на пьедестале с Женей Канаевой и Дашей Кондаковой с каменным лицом и стеклянной улыбкой.
«На клубный мир я полетела с переломом и без доктора. Не могла подвести команду»
— После завершения соревновательной программы все поздравляли меня, и тут тренер говорит: «Вы молодцы, пару дней отдыхайте, а через неделю надо ехать в Японию на клубный чемпионат мира». И тут я вступаю: «Знаете, по-моему, у меня сломана нога». Тренер, конечно, удивилась, но только сказала: «Надо ехать, Мелита…»
И тут я снимаю носок, а там часть ноги — зеленая, часть — красная. Видимо, Ирину Юрьевну впечатлила радуга моей стопы, и прямо в Москве она познакомила меня с бывшей российской гимнасткой Ляйсан Утяшевой, которая комментировала тот мир, и ее мамой Зульфией. Ирина Юрьевна просто сказала: «Они тебе помогут».
Ляйсан сама когда-то была в похожей ситуации, мучилась со страшными болями в ноге, но никто не мог выяснить, что с ней на самом деле происходит. Поэтому в Москве она уже знала хороших врачей и вызвалась мне помочь.
Но драма была в том, что сперва мне надо было все-таки слетать в Японию (улыбается). Сначала выступить там, а только потом проходить обследование. Я не могла подвести сборную и отказаться от участия, потому что первые пять команд на следующий год всегда приглашаются за счет организаторов. Нам важно было попасть в эту пятерку.
Я полетела в Азию с переломом, но из-за ограниченного бюджета на клубный чемпионат мира со сборной Беларуси не поехал доктор. Поэтому накануне пришлось экстренно проходить у него курс молодой медсестры (улыбается). Я училась самостоятельно тейпировать ногу, а уже в Японии при необходимости обращалась за помощью к российским врачам (все-таки у этой сборной другая финансовая история, так что специалистов в команде хватало).
Беларусь тогда завоевала несколько медалей, я кое-как выступила на уколах и таблетках. А уже прямиком из Японии отправилась в Москву, где меня ждали Ляйсан с мамой. Они разместили меня у себя дома, познакомили с доктором, который когда-то оперировал Ляйсан. Он впервые сделал мне круговой снимок, который показал, что у меня откололся кусок кости и нужна операция. На консилиуме московские врачи решили, что в стопу надо вкрутить шуруп и спицу.
Правда, наши медики были от этого не в восторге, так как это не давало особых гарантий, что боли пройдут и я смогу нормально ходить, не говоря уже о том, чтобы быть способной гимнасткой. В Беларуси мне предлагали наложить на три месяца гипс. Но я почему-то решила, что мне надо вкрутить в стопу железяку, ведь три месяца — слишком долгий срок. Так что согласилась на операцию.
«После операции смотрела на себя и думала: «Какая я толстая!»»
— Правда, операцию мне сделали только со второй попытки.
Первая была неудачной. Помню, ехала в плацкартном вагоне из Минска в Москву, очень переживала, не спала. А вокруг — храпящие люди и вонючие носки — все как я люблю (смеется).
Приезжаю утром в больницу, сдаю анализы, измеряю температуру — а она 38! У меня спрашивают: «Ты волнуешься?» Я признаюсь, что немного стремно, но в целом — нет. На всякий случай мне сбили температуру.
На следующий день в семь утра пришел врач, сказал, что сейчас продезинфицируют операционную и пойдем. А потом так внимательно посмотрел на меня и спрашивает: «А что это у тебя за пятна на лице? Ты ветрянкой болела?»
В общем, за пять минут до операции почти в 17 лет я вдруг приболела ветрянкой (смеется). Меня благополучно развернули домой. В Москву на второй дубль я вернулась только недели через две-три.
Помню, уже после операции в палату часто приходили врачи, медсестры, санитарки, просили показать снимок, и все как один говорили: «Ух ты, прикольно! И как же ты умудрилась так сломать ногу?»
Меня предупреждали, что еще три месяца я буду хромать, а потом можно начинать разрабатывать стопу. Это был декабрь, а январь-февраль у гимнасток — те месяцы, когда мы отрабатываем новые программы на следующий сезон. Плюс в мае 2011 года в Минске впервые должен был пройти чемпионат Европы. До операции я была первым номером сборной, а после всё, что могла делать, — это наблюдать, как тренируются соперницы.
Морально было очень тяжело и грустно. Понимала, что время уходит, а сколько еще эта зараза-нога будет болеть — непонятно. Я тогда не работала ни с каким психологом, долго копила переживания в себе, а когда эмоции переполняли, просто начинала рыдать. Помню, чемпионка Лондона Женя Канаева как-то посоветовала мне, как выпускать пар, чтобы никто не слышал. Сказала набирать в раковину воду и кричать, пока вода глушит звуки. Несколько раз так и делала.
Но даже с гипсом я ежедневно ходила в зал, растягивалась, работала с предметами, хотя все равно злилась на себя и обстоятельства, думала: «Боже, какая я толстая!» В итоге в какой-то момент вообще перестала есть, чтобы быстро похудеть. Этот эксперимент закончился голодным обмороком.
Многие тогда не верили, что я в принципе смогу восстановиться. Мама, глядя на все мучения, говорила: «Мелита, может, не надо? Давай успокоимся и закончим». Но у меня срабатывал юношеский максимализм — даже на минуту не задумывалась о том, чтобы в 17 лет уйти из гимнастики. Знала, что еще не все сказала.
Рядом было всего пару человек, которые верили в мое возвращение: близкая подруга и второй тренер Лариса Лукьяненко, которая подарила мне мой уникальный элемент, известный сегодня во всем мире.
«Человек не взрослеет с годами — он взрослеет с преодолениями. Это я точно знаю»
— Естественно, после возвращения на ковер я была в отстающих, хотя к тому моменту уже привыкла быть лидером. Но на домашнем чемпионате Европы первым номером сборной стала уже Люба Черкашина, причем заслуженно.
Я даже не представляю, как на протяжении всей карьеры ей было сложно. Люба долгое время была вторым номером при Инне Жуковой, и вот по возрасту должна была стать первой, а тут вылезла я, какая-то малая, которая начала выигрывать медали в 15 лет. Но Люба никогда не показывала своих переживаний, всегда оставалась для меня старшей сестрой и учителем.
Мы по сей день не говорили с ней о соперничестве. Это спорт, как любят говорить, и Люба просто воспользовалась своим шансом. А мне надо было возвращаться.
Я убеждена, что гимнастика — такой субъективный вид спорта, где нельзя делать перерывов. Тут не получится уйти в декрет и быстро вернуться или год отсутствовать, а потом взобраться на прежний уровень. Судьи тебя быстро забывают, и это в том числе сказывается на оценках.
При этом за время восстановления я очень выросла ментально. Убедилась, что спорт — точно дело моей жизни. И я осталась верна гимнастике, несмотря на проблемы со здоровьем, неверие окружающих и советы завершить карьеру.
Понимала, что на Олимпиаду в Лондон не еду лидером, которым была в 2009/2010 годах. И это было тяжело.
С другой стороны, никто не знает, как бы сложились моя жизнь, если бы не та травма. И какой бы я стала спортсменкой и личностью, если бы не испытание? Человек не взрослеет с годами — он взрослеет с преодолениями. Я это точно знаю.
И до сих пор много думаю о том, для чего мне в таком юном возрасте были даны такие трудности. Возможно, если бы не травма, я бы закончила сразу после Олимпиады в Лондоне и моя карьера была бы совсем коротенькой.
Многие гимнастки «не доживают» до второго срока, особенно те, которые выступают хорошо. А я прошла длинный путь, двое Олимпийских игр, завоевала много медалей и поклонников по всему миру и пережила столько эмоций, которых, наверное, уже никогда не повторить.
«Если через сотни лет археологи откопают мою могилу, то найдут там шуруп и спицу»
— Самое главное, что остается с тобой после ухода из спорта, — это любовь зрителей. Помню, в 2013 году ко мне на соревнованиях подбежала маленькая девочка, обняла за ноги и сказала: «Мелитина, моя мечта — стать такой, как вы».
Это, наверное, самая большая награда, которую я только могла получить за все свои страдания. Потом такие ситуации повторялись еще не раз. В Беларуси и не только. И я всегда отвечала: «Вы будете еще лучше, чем я». Это действительно до мурашек.
К счастью, сейчас больная стопа меня редко беспокоит. Шуруп и спица по-прежнему со мной. Я смеюсь и говорю, что, если через много сотен лет археологи откопают мою могилу, которая порастет деревьями-кустами, на моем месте будет лежать железный штырь, шуруп и спица. Передам привет из прошлого (смеется).
